Пако Рабанн — большой человек в черном. Он проходит в зал конференций неспешно. Его речь чувствительные редакторы глянцевой хроники могли бы сравнить с прозой Павича — столь же нелинейна. Сперва он вполне связно рассуждает о знаменитых парфюмах марки Rabanne. В последние годы именно парфюмерия приносила бренду основную прибыль. В 1969 году, когда Пако Рабанн вывел в свет первый аромат, дизайнеры еще не работали в такой тесной связке с парфюмерами. Ставка была сделана на «Calandre». По заявлениям дизайнера, резкой ноте кипариса соответствовал характер марки — нарочитая, агрессивно маскулинная уверенность в себе и чуть порочная страстность. Идея моментально была схвачена публикой. Мужские парфюмы Рабанна («Excess Pour Homme», «Paco Rabanne Pour Homme», «Metal») до сих пор остаются в тройке лидеров по продажам в европейских странах. «Excess Pour Homme» к тому же волнует более чем откровенными рекламными фильмами.
Как только диктофон отмеряет чуть больше трех минут, мастер быстро переходит к излюбленным темам. Их несколько: астрология, оккультизм, всемирный заговор, предсказания, реинкарнация. Если вы будете слушать внимательно (а как иначе?!), Рабанн поведает и историю о том, как в возрасте семи лет его душа покинула бренное тело. Она отправилась в полет по небесным далям, но все же вернулась. Современный мир моды данному факту выдуманной (?) биографии дизайнера несказанно рад. Ведь именно этот странный человек в черном в 1960-х отважился на экстравагантные решения, которые до сих пор актуальны.
Франсиско Рабанеда и Куэрво родился в феврале 1934 года в испанском городе Сан-Себастьян. От длинного имени он избавится позже, когда начнет рисовать эскизы в парижских кафе. А пока Франсиско вместо богемной толпы окружают ближайшие родственники: мать работает ассистентом модельера Кристобаля Баленсиаги, отец, будучи ярым республиканцем, борется с политикой генерала Франко, бабушка лечит соседей травами. Говорят, что каждый раз вступая в беседу с глубоким человеком, мы постигаем мир. Главным собеседником маленького Франсиско становится бабушка. Знахарка, лечившая самые разные болезни и нервные расстройства, направляет первые философские размышления внука. Однажды попросит по-новому взглянуть на большой, неровно обточенный морем булыжник на берегу: что этот камень делает здесь? есть ли у него особое предназначение? Франсиско запомнил те разговоры на всю жизнь. С самого детства в основе его мира лежало две сущности каждого предмета — духовная и материальная. Место булыжника на пляже становилось значимым. Солнце каждое утро поднималось не просто так. Все имело свою причину. Духовные практики, затронувшие Пако в раннем возрасте, помогли выкроить особую философию – его нарядам всегда было мало соответствовать настроению клиентки. Он старался дать публике больше, чем рядовые закройщики или талантливые рисовальщики кутюрных нарядов — не только красоту. Ему нравилось создавать вещь, в материал которой аккуратно вкладывалось нечто особенное — идея.
Ему было пять лет, когда мадам Рабанеда решилась перебраться в Париж. Во Францию они приехали одни, отца расстреляли за верность Республике. Пако как-то вспомнит в одном из интервью, что Париж не казался ему «праздником, который всегда с тобой», напротив, на улицах мерещились кричащие и горящие заживо люди. Эти образы преследовали Рабанна более полувека. Он до сих пор путает их с живыми. К концу 50-х бегло говорящего по-французски мальчишку ждали факультет архитектуры и с десяток судьбоносных знакомств. Но латинский квартал и яркие толпы разнузданных студентов как будто не интересовали Пако.
Он помогал матери — начинал карьеру с того, что придумывал аксессуары, украшения и галстуки для модных домов «Диор» и «Живанши». Уже в 1964 году он представил первую самостоятельную коллекцию, которая была иронично названа «12 совершенно неприспособленных к ношению платьев из самых современных материалов». Успех случился невообразимый, даже несмотря на то что некоторые платья весили около 30 кг. В то время экстравагантной выходкой казалось использование в коллекциях таких материалов, как металл, бумага и пластик. Он как будто взял за основу традиционные силуэты, чтобы воплотить их в материалах своего поколения. Как будто намекал, что старые правила нежизнеспособны в условиях нового, свободного, раскрепощенного мира. К тому же женщина не просто становилась равной, она закрывалась от нежной ранимости XIX века железной идеей феминизма.
Его клиентками моментально стали обнажившаяся на экране Бриджит Бардо и правильная леди Одри Хепберн. Они носили платья чуть выше колена из тонких скрепленных между собой дисков. На одной из парижских выставок в мае 1968-го Пако представит платье из золота. Оно войдет в историю на тонких плечиках певицы Франсуазы Арди. Золотой появляется в дизайнерском словаре Рабанна и постепенно становится любимым. Ему всегда будут нравиться простые контрасты белого и черного, красного и синего, серебра и золота.
В 1968 году Рабанн выполняет заказ на создание костюмов для Джейн Фонды. В «Барбарелле» мы видим несколько пластиковых боди, которые «лепили» из Фонды греческую богиню в тончайших доспехах. Даже к белому, четко повторяющему линии фигуры комбинезону, он всегда должен был добавить хотя бы металлический пояс.
Уже в начале 1970-х обозначился главный дизайнерский принцип Рабанна — «издеваться» над материалом. Мех норки сплетать в косы, заклепками дырявить тончайшую кожу, выдавать металлические пластинки за отрезы шелка. Никто не удивился, когда он представил коллекцию из кольчуги. Металл послушно делился на кольчужные кольца и холодил кожу. Тогда же Биркин встречается с Генсбуром. Они пьют и танцуют, как молодые влюбленные, на Джейн — лишь «кольчужная» майка от Рабанна. Из того набора вещей особенно популярными стали небольшие сумочки, которые теперь посчастливится найти только на аукционах.
Намного раньше Марка Джейкобса этот дизайнер придумал вывести на подиум мужские длинные юбки. Представляя позже очень разные коллекции «готового» платья, Рабанн экспериментировал с вышивкой на коже, шелком… Словом, использовал классические материалы и подходы к стилевому решению, но от него неизменно ждали вызова и «металлического» эпатажа.
Он отошел от дел в середине двухтысячных. Сейчас не коллекционирует дома, нечасто появляется на модных неделях, зато пишет книги и ездит по миру с выставками собственных рисунков. Говорят, одно время он был дружен с Сальвадором Дали. Их объединяла общая игра — в творчество. В отличие от многих художников, Рабанн говорит, что прекрасно понимает, как происходит процесс создания гениального произведения. Ему, кажется, незнакомы омуты пугающего затишья перед приступом вдохновения. «Все идеи приходили ко мне именно тогда, когда было надо». Моду он считает искусством зависимым, влекомым, которое скорее отражает веяние времени, чем творит перемены. Но он, конечно, не прав. Ведь это он был первым, кто в 60-х рискнул отправить на подиум тонких девушек с темной, эбеновой кожей. Они не только представляли платья из бумаги или металла под музыкальные изыски модного композитора Буле. Они меняли мир.
*
